— Может быть, но других возможностей у нас нет. И нет другого человека, который мог бы нам помочь.
«Нам» прозвучало впервые, и прозвучало очень многозначительно.
— Хорошо, я попробую опубликовать серию статей в своей газете.
— Вы меня не поняли, нам не нужна ваша газета, нам нужны все газеты и все каналы телевидения.
— Они не пойдут на это.
— А вы попробуйте их убедить. Найдите веские аргументы. Например, такие.
Незнакомец поднял полиэтиленовый пакет, потянул в стороны ручки. Пакет был набит долларами.
— Этого хватит?
— Этого?! Наверное… То есть я хотел сказать, конечно…
— Тогда забирайте, — протянул пакет.
— А материал?
— Материал вы получите по электронной почте. Только надо сделать так, чтобы он вышел везде и разом…
Материал вышел не везде, но разом.
В нескольких популярных газетах были напечатаны критические, в отношении областного руководства, статьи. В статьях назывались адреса незаконно приватизированных дач, подставные, через которые уходили бюджетные деньги, фирмы, фамилии потерпевших от чиновничьего произвола граждан.
Статьи вызвали широкий резонанс. Обрушивший рейтинг власти сразу на шесть десятых процента.
В четырех шедших в прямом эфире радио- и телепередачах радиослушатели, за сто долларов звонок, обрушились на местную администрацию с критическими выступлениями. Но не все дозвонившиеся до редакции люди критиковали власть, некоторые защищали, говоря, что да, что они казнокрады и развратники, но теперь не воруют и не гуляют на уворованные деньги только дураки, и надо радоваться хотя бы тому, что областью управляют не дураки.
Рейтинг отреагировал еще восемью десятыми. Власть ответила репрессиями. Под благовидным предлогом были закрыты две ежедневные газеты. Это было ошибкой. Скандал — лучшая реклама. Реклама скандальных статей. Нанятые Сорокиным журналисты ответили массированной критикой властей. Теперь аргументированной их неуклюжими действиями.
Минус еще почти процент. Потому что наш народ любит пострадавших за правду и не жалует тех, от кого они пострадали.
Но это еще не была атака, была лишь разведка боем. Главные калибры заговорили позже.
В одно прекрасное утро из почтовых ящиков жители областного центра вытащили цветной, иллюстрированный журнал, называвшийся «Частная жизнь звезд» с припиской: «На правах плейбоя». На первых страницах, для затравки, действительно была частная жизнь звезд, а вот на последующих… На последующих была частная жизнь областных и городских начальников. Проиллюстрированная цветными фотографиями.
Кто выпустил журнал и как он попал в ящики, установить было невозможно, на страницах не было выходных данных, адресов редакции и координат типографии. Вообще ничего не было. Журналы разнесли по подъездам нанятые каким-то мужиком подростки. Тот мужик был нанят другим мужиком, который был в городе пролетом, всего пять часов и через эти пять часов отбыл во Владивосток.
Но это был не последний удар.
Вечером того же дня, поздно, по двум местным телеканалам прошли фильмы, помеченные двумя крестами. Главными героями были герои скандальных статей. Народ прильнул к экранам, наблюдая за их телодвижениями. Оказывается, большие начальники делали все то же самое, что простые смертные. И даже гораздо хуже.
Зрителей возмутили даже не проститутки, возмутили интерьеры и употребляемая в перерывах, между употреблением проституток, выпивка и закуска. Тем более что закадровый голос называл их примерную цену.
Итого еще минус два с половиной процента.
Хозяева каналов недоуменно разводили руками. Никаких таких сюжетов они в эфир не давали. И действительно не давали, потому что давали техработники, которые запустили пленку сразу после окончания программы передач. Их, конечно, уволили. Но в материальном плане они не пострадали, так как получили за свою пятнадцатиминутную работу десятилетнюю зарплату. А кто ту кассету принес, они знать не знали — какой-то мужик, которого никто не запомнил.
Больше подобных безобразий не случалось. Случились другие. Растиражированная в тысячах экземплярах кассета стала продаваться в киосках и с рук по в общем-то бросовым ценам. Кассету покупали с удовольствием любители порнушки и клубнички и нелюбители начальства. Продавцов ловили, товар изымали, но он появлялся снова.
Журналисты обсуждали содержание и происхождение кассеты и правомочность ее изъятия, создавая дополнительную рекламу. Сорокин поминутно запускал руку в пакет с долларами подогревая ажиотаж. То, что невозможно было протащить через средства массовой информации, распространялось сплетней. Которая по степени воздействия на электорат даже более действенна, чем телереклама.
Рейтинг доверия к руководителям обрушивался вниз, как сорвавшийся с тросов лифт.
Но это был временный успех, потому что любой скандал быстро сходит на нет. Если его не подпитывать. Или не подменять новым скандалом.
Нужен был новый скандал.
Ревизор передал Сорокину материал для очередной разоблачительной статьи. Более скандальной, чем все бывшие до того. Сорокин передал заказ своему знакомому журналисту. Статья вышла. Но журналисту она славы не принесла. Сразу после выхода материала журналиста жестоко избили.
Избили трое неизвестных.
Они встретили его поздно вечером на выходе из редакции и, сбив ударом в лицо, несколько минут пинали куда придется, выкрикивая: «Будешь, гад, пасквили писать!» И снова били носками ботинок в лицо и ребра.
Бандитов нанял Ревизор.
Потому что ему нужен был новый скандал. Только теперь не скабрезный, теперь страшный, способный всколыхнуть население.
В первые минуты журналист пытался прикрывать лицо и живот, но потом, потеряв сознание, уронил руки на асфальт. Теперь его пинали в неприкрытое лицо, пинали в грудь, пинали в пах. Он не кричал, он вздрагивал, колыхался и перекатывался, как студень. Бандиты одурели от запаха крови и уже не могли остановиться.
Они уже не били, уже убивали, хотя заказ был на драку.
И лучше бы, если бы убили. Для дела лучше. Смерть вызовет больший резонанс, чем просто избиение.
Убийство журналиста не было жестокостью, было одним из способов достижения желаемого результата. Цель оправдывает средства, так внушали Ревизору в Учебках и внушали многочисленные Кураторы. Когда речь идет об интересах государства, человеческая жизнь не в счет. В том числе его, Ревизора жизнь.
Журналиста несколько раз ударили сверху, каблуками ботинок в лицо. Потом разорвали и запихали в окровавленный рот газету.
Ревизор с ближайшего телефона-автомата вызвал «Скорую». Раненого доставили в больницу, но было уже поздно. Журналист умер, не приходя в сознание.
По городу поползли хорошо оплаченные слухи, что власть расправилась с неугодным ей журналистом. Что было похоже на правду. Его убили сразу после выхода статьи, свидетели слышали выкрики убийц и видели, как ему совали в рот газету, но самое главное, сразу после убийства в редакциях газет раздались звонки анонима, угрожавшего новой расправой, если журналисты не угомонятся.
Теперь журналистов не надо было погонять, теперь их было впору сдерживать.
Популярность действующих политиков упала ниже пределов, при которых заговор мог состояться. Никакие ухищрения не могли реанимировать рассыпающуюся по кирпичикам пирамиду власти. Белые терпели поражение по всему фронту.
— Безнадежно, — подвел безрадостный итог Сценарист, — безнадежно заниматься латанием дыр в рассыпавшемся по швам кафтане. Он все равно расползется.
— Неужели все так плохо?
— Еще хуже. И дело даже не в рейтингах. Мы утратили главное — инициативу. Когда — не знаю. Но знаю, что нас опережают на много ходов вперед, навязывая условия игры. Их условия. Тот, кто догоняет, неспособен обогнать.
— Мы можем изменить ситуацию?
— Наверное. Если узнаем, кто инициировал все эти события. И кто их заказал.
— Это возможно?
— Возможно все, были бы время, деньги и люди.